За дверями вагона последнего,
Just behind the last door of the railroad van,
Небеса провожали пропащего,
Heaven’s saying farewell to the heinous heart,
Целовали косой дождя летнего,
Kissing them with the summerly slanting rain,
Прижимали к груди уходящего.
While embracing in hugs what must then depart.
Расковала меня ночь бессонная,
The unsleeping night has just unchained me free;
Вынул я перспективу из скважины,
Bird’s-eye view - out of keyhole I’ve taken it;
Закопал у вокзала всё черное,
Near the railway I’ve buried ill-challenging,
Помолясь о здоровии вражины.
Having prayed for the health of the enemy.
До отхода полвека проплакали,
They’ve been crying for years prior to dispatch;
Всё украдкой крестили молитвами,
Those were prayers that they would cross them shyly with;
Ушивали тоской да заплатами,
They were sewing with anguish along to patch,
Напоив иноземными ритмами.
Having plied them with foreign lands’ shiny rhythms.
А я намазал на хлеб расстояние,
On the top of my bread, I’ve got distance spread;
Захлебнулся мечтой родниковою,
I got drowned in a stream of a springlet dream;
На дорогу надел струны новые,
And I put on the road all the brand new strings;
Да пустил под откос состояние.
All my havingness right on the skids I set.
Не пропал ещё голос, на месте глаза,
Yet my voice hasn’t vanished and still I can see,
Наблюдаю, как в море играет гроза,
Watching lightnings, those playing afar in the sea;
Не сверну я с дороги: один на пути
I did not go retreat though, on my way alone;
В небе крылья да ноги:
In the sky wings and feet soar:
Что делать? - идти.
“What should I?..” – keep goin’.