Translation of the song 1831-го июня 11 дня artist Mikhail Lermontov

Russian

1831-го июня 11 дня

English translation

11th JUNE 1831

Моя душа, я помню, с детских лет

Eternal soul, since childhood I recall,

Чудесного искала. Я любил

In search of the miraculous sublime,

Все обольщенья света, но не свет,

Not light itself, but light's delusions all,

В котором я минутами лишь жил;

In which I dwelt for minutes at a time;

И те мгновенья были мук полны,

And torments filled those moments, as it seems;

И населял таинственные сны

I’d occupy such enigmatic dreams

Я этими мгновеньями. Но сон

Amongst those instants; but, like peace,

Как мир не мог быть ими омрачён.

The dream within could never find release.

Как часто силой мысли в краткий час

How often, summoned by some ghost refrain,

Я жил века и жизнию иной,

I lived another age, another chance;

И о земле позабывал. Не раз

Forgot the world. And, time and time again,

Встревоженный печальною мечтой

When starting from a heavy-hearted trance,

Я плакал; но все образы мои,

I wept; but all those restless visions,

Предметы мнимой злобы иль любви,

Held by flesh and viewed through rents and scissions,

Не походили на существ земных.

Did not seem like creatures who could dwell

О нет! всё было ад иль небо в них.

On earth. All in them was holy – or from hell.

Холодной буквой трудно объяснить

In simple prose, a man cannot describe

Боренье дум. Нет звуков у людей

Internal strife. But I hear other tones

Довольно сильных, чтоб изобразить

Sufficiently resounding to imbibe

Желание блаженства. Пыл страстей

Ambrosia. I feel – this bag of bones –

Возвышенных я чувствую, но слов

Exalted passions, yet still undeclared;

Не нахожу и в этот миг готов

Struck dumb; but now I am prepared

Пожертвовать собой, чтоб как-нибудь

To sacrifice myself for something good –

Хоть тень их перелить в другую грудь.

Though its shadow flee into the wood.

Известность, слава, что они? — а есть

Fame and glory, what are they but lies?

У них над мною власть; и мне они

Yet in them is something that compels

Велят себе на жертву всё принесть,

The willing victim to the sacrifice.

И я влачу мучительные дни

My days are a continuum of hells,

Без цели, оклеветан, одинок;

Lacking purpose, but yet faced by choice;

Но верю им! — неведомый пророк

Still, I believe it! This compelling voice –

Мне обещал бессмертье, и живой

A summons to eternity; each breath,

Я смерти отдал всё, что дар земной.

Relinquishing all earthly gifts to death.

Но для небесного могилы нет.

And, for the eternal, there's no grave.

Когда я буду прах, мои мечты,

When I'm ashes, these outlandish dreams,

Хоть не поймёт их, удивлённый свет

Though still paradoxical, are brave

Благословит; и ты, мой ангел, ты

And blessed by angels; seems

Со мною не умрёшь: моя любовь

You won’t die with me; and my love

Тебя отдаст бессмертной жизни вновь;

Will carry you to spaces up above;

С моим названьем станут повторять

To your name, my legend will be linked,

Твоё: на что им мертвых разлучать?

For, after death, our souls are indistinct.

К погибшим люди справедливы; сын

For the dead, there's peace at least; a son

Боготворит, что проклинал отец.

Shall worship what his father once despised.

Чтоб в этом убедиться, до седин

This is how the race of life is run:

Дожить не нужно! есть всему конец;

In order that each force be neutralised.

Немного долголетней человек

A person, whether yet advanced in years –

Цветка; в сравненьи с вечностью их век

Mere blossom to be scattered; and all fears

Равно ничтожен. Пережить одна

Are equally contemptible. A womb

Душа лишь колыбель свою должна.

Is just a staging post towards the tomb.

Так и её созданья. Иногда,

So, with the formation of a soul –

На берегу реки, один, забыт,

By a river, facing the abyss,

Я наблюдал, как быстрая вода

Watching as the rapid waves cajole

Синея гнётся в волны, как шипит

The blue into the white with noisesome hiss.

Над ними пена белой полосой;

And, above that foaming, turbid tide,

И я глядел и мыслию иной

I stood and listened, dazed, preoccupied,

Я не был занят, и пустынный шум

Lost amidst the unremitting din,

Рассеевал толпу глубоких дум.

Which scattered all the restless thoughts within.

Тут был я счастлив... О, когда б я мог

There was I content. If I could only

Забыть, что незабвенно! женский взор!

Forget the unforgettable! Her glance!

Причину стольких слёз, безумств, тревог!

Source of all distress! Why I am lonely!

Другой владеет ею с давных пор,

Known by her across the wide expanse

И я другую с нежностью люблю,

Of time, and destined here to love

Хочу любить, — и небеса молю

Her, and her alone. To God above

О новых муках: но в груди моей

I pray for torments new, yet these elide

Всё жив печальный призрак прежних дней.

That ghost that still continues to reside.

Никто не дорожит мной на земле

No one cares for me, not then or now,

И сам себе я в тягость, как другим;

Burdensome to others and a devil;

Тоска блуждает на моём челе.

Anguish divagates upon my brow;

Я холоден и горд; и даже злым

I am cold and proud; and even evil

Толпе кажуся; но ужель она

Like the crowd; but is it of her art

Проникнуть дерзко в сердце мне должна?

To daringly transpierce into my heart?

Зачем ей знать, что в нём заключено?

Could she even know its rightful name —

Огонь иль сумрак там — ей всё равно.

Since there are fire and shadow all the same?

Темна проходит туча в небесах,

Across the sky, a dark cloud brings a chill.

И в ней таится пламень роковой;

But in its heart it hides a deadly fire,

Он вырываясь обращает в прах

Which, bursting forth, attenuates to nil

Всё, что ни встретит. С дивной быстротой

All that it meets; with swift desire,

Блеснёт, и снова в облаке укрыт;

Flashes and is covered once again.

И кто его источник объяснит,

And who can such phenomena explain?

И кто заглянет в недра облаков?

And who has eyes to peer into the dark?

Зачем? они исчезнут без следов.

Why try? They disappear without a mark.

Грядущее тревожит грудь мою.

Harrowing my entrails, bittersweet,

Как жизнь я кончу, где душа моя

My journey's end, at which extremity

Блуждать осуждена, в каком краю

The soul's condemned to wander and to meet

Любезные предметы встречу я?

Its kindred spirits, and where to be free.

Но кто меня любил, кто голос мой

But who has loved me, who my plaintive voice

Услышит и узнает... И с тоской

Has heard and understood – and felt my joys?

Я вижу, что любить, как я, порок,

I see that love, for me, is like a taint,

И вижу, я слабей любить не мог.

Which, from the weaker, could not bear restraint.

Не верят в мире многие любви

Many lovers do not trust the world

И тем счастливы; для иных она

And so are happy; others feel desire

Желанье, порожденное в крови,

Engendered in their blood and outwards swirled

Расстройство мозга иль виденье сна.

In brain disorder or creative fire.

Я не могу любовь определить,

Love, of all the passions, most divine;

Но это страсть сильнейшая! — любить

Yet, a thing I never could define!

Необходимость мне; и я любил

Seems a love can take but one sure course:

Всем напряжением душевных сил.

At fever pitch with all my psychic force!

И отучить не мог меня обман.

But I could not be weaned from such deceptions;

Пустое сердце ныло без страстей,

My unimpassioned heart would throb in vain.

И в глубине моих сердечных ран

To its beat, amongst the lacerations,

Жила любовь, богиня юных дней;

Pipes there still love's long-revered refrain;

Так в трещине развалин иногда

As from dreary ruins springs a birch –

Берёза вырастает молода

Youthful, spry, beguiling from her perch –

И зелена, и взоры веселит,

Like a ray of hope, she greens the rones

И украшает сумрачный гранит.

And titivates the melancholy stones.

И о судьбе её чужой пришлец

And, for her fate, the nameless interloper

Жалеет. Беззащитно предана

Mourns. Poor defenceless devotee!

Порыву бурь и зною, наконец

Under sultry blasts and lack of hope

Увянет преждевременно она;

She wilts and withers, my tenacious tree;

Но с корнем не исторгнет никогда

But, from her spot, she will not be effaced

Мою берёзу вихрь: она тверда;

As whirlwinds surge, she’s sturdy at her base;

Так лишь в разбитом сердце может страсть

For, only in a broken heart, desire

Иметь неограниченную власть.

Can burn with potent, everlasting fire.

Под ношей бытия не устаёт

The proud soul does not tire or yield to gloom

И не хладеет гордая душа;

But bears its heavy load with resignation;

Судьба её так скоро не убьёт,

To its fate it will not yet succumb,

А лишь взбунтует; мщением дыша

But still persists; in breath, its vindication.

Против непобедимой, много зла

Dueling with the Absolute, it fails;

Она свершить готова, хоть могла

But, may, in losing, and by such travails,

Составить счастье тысячи людей:

Inspire a thousand vassals to rebel.

С такой душой ты бог или злодей...

Such a soul’s in heaven – or in hell.

Как нравились всегда пустыни мне.

I have always loved the empty places

Люблю я ветер меж нагих холмов,

Where the wind caresses naked hills,

И коршуна в небесной вышине,

Where the kite, ascending airy spaces,

И на равнине тени облаков.

Essence of the speckled steppe distils.

Ярма не знает резвый здесь табун,

Here the skittish herd no yoke constrains,

И кровожадный тешится летун

And, frolicking, above the mottled plains,

Под синевой, и облако степей

The raptor rushes straight out of the blue,

Свободней как-то мчится и светлей.

Hoving between clouds and into view.

И мысль о вечности, как великан,

Colossus-like, eternity bestrides

Ум человека поражает вдруг,

Impermanence to strike the mind of man.

Когда степей безбрежный океан

The boundless ocean of the steppe elides

Синеет пред глазами; каждый звук

Description, turning blue across its span,

Гармонии вселенной, каждый час

Sounding universal harmony, and this,

Страданья или радости для нас

For us, is suffering or bliss:

Становится понятен, и себе

All becomes transparent, but this weight

Отчёт мы можем дать в своей судьбе.

Will count when we present ourselves to fate.

Кто посещал вершины диких гор

Who has ever sat among the peaks

В тот свежий час, когда садится день,

In that hour when day holds precious light,

На западе светило видит взор

Gazed westwards, where the bright planet leaps

И на востоке близкой ночи тень,

Into the sky, while shades of looming night

Внизу туман, уступы и кусты,

Gather in the east, the scarps, ravines, beams

Кругом всё горы чудной высоты,

Glinting all around the tops of loftiest extremes,

Как после бури облака, стоят

And where the weird crown of cloud ignites

И странные верхи в лучах горят.

After the storm, the rays glancing in the heights;

И сердце полно, полно прежних лет,

For him, a heavy heart, of former years

И сильно бьётся; пылкая мечта

Full, and beating fiercely; this mad ideal

Приводит в жизнь минувшего скелет,

Breathes life into a skeleton, the same tears

И в нем почти всё та же красота.

And almost all the beauty of the real,

Так любим мы глядеть на свой портрет,

Just as the vain man’s hungry gaze retains

Хоть с нами в нём уж сходства больше нет,

The image of his portrait, though not much remains

Хоть на холсте хранится блеск очей,

Of likeness to the eyes’ bright lustre on the board portrayed

Погаснувших от время и страстей.

And that long effaced by time as vital passions fade.

Что на земле прекрасней пирамид

Is anything on earth more splendid than these pyramids

Природы, этих гордых снежных гор?

Of Nature, majestic snowy pinnacles,

Не переменит их надменный вид

Whose flanks may disappear amidst

Ничто: ни слава царств, ни их позор;

The mist, but no man's victories or miracles

О рёбра их дробятся темных туч

Compare to what is seen there, where clouds seem

Толпы, и молний обвивает луч

Like crowds and lightning wreathes the beam

Вершины скал; ничто не вредно им.

Of light that tops the rocks; nothing imaginary is real

Кто близ небес, тот не сражён земным.

And he who has seen heaven need not fear the corporeal.

Печален степи вид, где без препон,

But the steppe, when unbounded, stirs unease

Волнуя лишь серебряный ковыль,

With its mile upon mile of waving feathergrass.

Скитается летучий аквилон

No purpose in the meandering north-east breeze

И пред собой свободно гонит пыль;

As it kicks up dust willy-nilly in its path;

И где кругом, как зорко ни смотри,

And, where all around, how cruelly to the eye is lacking

Встречает взгляд берёзы две иль три,

The sight of two or three birch trees, backing

Которые под синеватой мглой

Into the distance under the bluish haze

Чернеют вечером в дали пустой.

And fading to black in the emptying of days.

Так жизнь скучна, когда боренья нет.

And, when there’s no struggle, life’s a drag.

В минувшее проникнув, различить

Having found a way in, the colour of the years

В ней мало дел мы можем, в цвете лет

Starts to fade and vital spirits sag –

Она души не будет веселить.

There’s little left now that the soul cheers.

Мне нужно действовать, я каждый день

So, each day I must perform some mighty work

Бессмертным сделать бы желал, как тень

Of which immortals would be proud, not shirk

Великого героя, и понять

An acting hero’s duties or comprehend

Я не могу, что значит отдыхать.

What it means to rest at the day’s end.

Всегда кипит и зреет что-нибудь

Something’s always churning in my mind,

В моем уме. Желанье и тоска

Fermenting there. Desire and longing

Тревожат беспрестанно эту грудь.

In my breast forever grind –

Но что ж? Мне жизнь всё как-то коротка

But what of it? Life’s a half-written song.

И всё боюсь, что не успею я

I’m just afraid I won’t have time

Свершить чего-то! — жажда бытия

To bring it to fruition, that no rhyme

Во мне сильней страданий роковых,

Could ever ease this fearful ache –

Хотя я презираю жизнь других.

And I could never live for another person’s sake.

Есть время — леденеет быстрый ум;

There is a time when the quick mind freezes;

Есть сумерки души, когда предмет

There is a gloaming of the soul, when tomorrow

Желаний мрачен: усыпленье дум;

Is another day and the mental logjam eases.

Меж радостью и горем полусвет;

In the half-light between joy and sorrow,

Душа сама собою стеснена,

The soul itself is constrained;

Жизнь ненавистна, но и смерть страшна,

Life is hateful, but death is unexplained.

Находишь корень мук в себе самом

You’ll find the root of the torment in yourself –

И небо обвинить нельзя ни в чём.

And heaven cannot be blamed for anything else.

Я к состоянью этому привык,

This state, to which I’m long resigned,

Но ясно выразить его б не мог

Cannot be expressed in any tongue,

Ни ангельский, ни демонский язык:

Neither that of demons, nor divine:

Они таких не ведают тревог,

No such cares or worries there among

В одном всё чисто, а в другом всё зло.

Those for whom the terms are more refined.

Лишь в человеке встретиться могло

Only in a man are they combined:

Священное с порочным. Все его

This fractious blend of sacred and profane,

Мученья происходят оттого.

From which source arises all his pain.

Никто не получал, чего хотел

No one ever gets just what he wants

И что любил, и если даже тот,

Or whom he loves, and even he,

Кому счастливый небом дан удел,

To whom was sanctioned happy chance,

В уме своем минувшее пройдёт,

Considering the past, will come to see

Увидит он, что мог счастливей быть,

He could have been still happier,

Когда бы не умела отравить

His satisfaction snappier,

Судьба его надежды. Но волна

Had his hopes not been poisoned by his fate –

Ко брегу возвратиться не сильна.

For past conditions are hard to recreate…

Когда гонима бурей роковой

When, shepherded before the raging storm,

Шипит и мчится с пеною своей,

A billow breaks and surges with its foam,

Она всё помнит тот залив родной,

It still recalls the kyle where it was born,

Где пенилась в приютах камышей,

That tranquil harbour that it once called home.

И, может быть, она опять придёт

And, perhaps, this wave will foam again

В другой залив, но там уж не найдёт

To such a bay, but will not find its kin:

Себе покоя: кто в морях блуждал,

No one who has wandered the high seas

Тот не заснет в тени прибрежных скал.

Can ever hope for shelter or for ease.

Я предузнал мой жребий, мой конец,

I foresaw my fate, my own demise;

И грусти ранняя на мне печать;

Precociously, I set the seal thereon;

И как я мучусь, знает лишь творец;

And, how I suffer, no one need cognise –

Но равнодушный мир не должен знать.

Save the one whose verdict is foregone.

И не забыт умру я. Смерть моя

And, though banal, my death – and at whose hands –

Ужасна будет; чуждые края

Will seem grotesque; in foreign lands,

Ей удивятся, а в родной стране

There’ll be amazement; but at home

Все проклянут и память обо мне.

Everyone will loudly curse my name.

Все. Нет, не все: созданье есть одно

Everyone? Not quite, there is one creature;

Способное любить — хоть не меня;

One heart with love’s capacity exists;

До этих пор не верит мне оно,

Though, till such time, I do not count this feature

Однако сердце полное огня

Relevant. A heart that still resists

Не увлечётся мненьем, и моё

Will not be swayed by what’s opined;

Пророчество припомнит ум её,

And now Cassandra conjures her to mind;

И взор, теперь весёлый и живой,

Her eyes, once full of cheer,

Напрасной отуманится слезой.

Are misted as she wipes away a tear.

Кровавая меня могила ждет,

For me, at last, a sanguine grave awaits;

Могила без молитв и без креста,

Absent benediction or a cross;

На диком берегу ревущих вод

Waters surging all around the straits;

И под туманным небом; пустота

Beneath the swirling mists, only moss

Кругом. Лишь чужестранец молодой,

And lichen. And this young boy,

Невольным сожаленьем и молвой

Drawn here he knows not why

И любопытством приведён сюда,

To sit a while and meditate alone,

Сидеть на камне станет иногда.

Pondering my fate upon this stone.

И скажет: отчего не понял свет

He’ll say: “Wherefore he failed to see

Великого, и как он не нашёл

The light, and how he did not find

Себе друзей, и как любви привет

His friends, and why love's fancy

К нему надежду снова не привёл?

Did not ease his troubled mind.

Он был её достоин. И печаль

Wasn’t he deserving?” And he’ll ponder

Его встревожит, он посмотрит вдаль,

As a shadow looms, and gazing yonder,

Увидит облака с лазурью волн,

See grey clouds gliding over waves of blue,

И белый парус, и бегучий чёлн.

A white sail, a fast-running canoe

И мой курган! — любимые мечты

And my memorial! – My cherished dreams

Мои подобны этим. Сладость есть

Are all like this. The sweetness

Во всём, что не сбылось, — есть красоты

Is in everything not yet fulfilled, it seems

В таких картинах; только перенесть

In just such pictures there’s completeness.

Их на бумагу трудно: мысль сильна,

Though hard to put on paper, thought is strong,

Когда размером слов не стеснена,

When not constrained by logic, only song —

Когда свободна, как игра детей,

When running free, like in a children’s game,

Как арфы звук в молчании ночей!

Or when a harp rings out boldly in eternal halls of fame!

0 76 0 Administrator

Translation of the song 1831-го июня 11 дня artist Mikhail Lermontov

1831-го июня 11 дня

11th JUNE 1831

No comments!

Add comment