Лициний, зришь ли ты: на быстрой колеснице,
Licinius 1 , do you see: on a swift chariot,
Венчанный лаврами, в блестящей багрянице,
Crowned with laurels, in a shining scarlet robe,
Спесиво развалясь, Ветулий молодой
Haughty lounging, Vetulius young
В толпу народную летит по мостовой?
Flying in the crowd on the pavement?
Смотри, как все пред ним смиренно спину клонят;
Look, how humbly all bow their backs for him;
Смотри, как ликторы народ несчастный гонят!
Look, how the lictors chase the poor people!
Льстецов, сенаторов, прелестниц длинный ряд
A long line of flatterers, damsels, and senators
Умильно вслед за ним стремит усердный взгляд;
Sweetly directing a zealous glance after him;
Ждут, ловят с трепетом улыбки, глаз движенья,
They wait, they catch every trembling smile and eye movement,
Как будто дивного богов благословенья;
Sort of God’s wondrous blessings;
И дети малые и старцы в сединах,
All small children and elders in grey hairs,
Все ниц пред идолом безмолвно пали в прах:
All prostrates silently burned to dust just for him:
Для них и след колес, в грязи напечатленный,
For them, even the track of wheels, is not engraved in mud,
Есть некий памятник почетный и священный.
There is an honourable and sacred monument of him
О Ромулов народ, скажи, давно ль ты пал?
Oh! Romulov's people 2, tell me, how long have you fallen?
Кто вас поработил и властью оковал?
Who enslaved you and shackled you with power?
Квириты гордые под иго преклонились.
And even proud quirites bowed under the yoke.
Кому ж, о небеса, кому поработились?
O heavens! Just tell me, to whom have you enslaved?
(Скажу ль?) Ветулию! Отчизне стыд моей,
(Should I say?) To Vetulia! My homeland is my shame,
Развратный юноша воссел в совет мужей;
Depraved young man sat in the council of husbands;
Любимец деспота сенатом слабым правит,
The despot's favourite rules the weak,
На Рим простер ярем, отечество бесславит;
He spread a yoke at Rome, dishonoured his homeland,
Ветулий римлян царь!.. О стыд, о времена!
Vetulius - king of the Romans!.. How shame, about the times!
Или вселенная на гибель предана?
Or the universe is betrayed to death?
Но кто под портиком, с поникшею главою,
But who is under the portico, with a drooping head,
В изорванном плаще, с дорожною клюкою,
In a torn cloak, with a road hook,
Сквозь шумную толпу нахмуренный идет?
Is he walking through the noisy crowd?
«Куда ты, наш мудрец, друг истины, Дамет!»
“Where our wiseman, friend of truth, you going? Damet!”
— «Куда — не знаю сам; давно молчу и вижу;
— “Where — I don't know; It has been some time I see and keep silent;
Навек оставлю Рим: я рабство ненавижу».
Going to leave Rome forever: I hate enslavement
Лициний, добрый друг! Не лучше ли и нам,
Licinius, good friend! Isn't it better for us too?
Смиренно поклонясь Фортуне и мечтам,
Humbly bend for the fortune and dreams,
Седого циника примером научиться?
To learn the example of the cynic 3 grey-haired?
С развратным городом не лучше ль нам проститься,
Isn’t it better for us to say goodbye to this city,
Где все продажное: законы, правота,
Where everything is corrupt: laws, truth,
И консул, и трибун, и честь, и красота?
and the consul, and the tribune, and honour, and the beauty?
Пускай Глицерия, красавица младая,
Let Glyceria, the young beauty,
Равно всем общая, как чаша круговая,
Equally common to all, like a circular bowl,
Неопытность других в наемну ловит сеть!
The inexperience of others is catching the web!
Нам стыдно слабости с морщинами иметь;
We are ashamed to have weaknesses and wrinkles;
Тщеславной юности оставим блеск веселий:
Let's leave the sparkle of joy for the youth:
Пускай бесстыдный Клит, слуга вельмож Корнелий
Let the shameless Cleitus, noble servant of Cornelius
Торгуют подлостью и с дерзостным челом
To trade in meanness and with insolent head
От знатных к богачам ползут из дома в дом!
From the noble to the rich they crawl!
Я сердцем римлянин; кипит в груди свобода;
I am a Roman at heart; freedom boils in the chest;
Во мне не дремлет дух великого народа.
The great nation spirit is not dormant in me.
Лициний, поспешим далеко от забот,
Licinius, let's hurry far from worries,
Безумных мудрецов, обманчивых красот!
Mad sages, deceiving beauties!
Завистливой судьбы в душе презрев удары,
Of envious fate in my soul, disdaining blows,
В деревню пренесем отеческие лары!
We will bring the village paternal lares!
В прохладе древних рощ, на берегу морском,
In the coolness of ancient groves, on the seashore,
Найти нетрудно нам укромный, светлый дом,
It is not difficult to find a secluded, bright house,
Где, больше не страшась народного волненья,
Where, no longer fearing the excitement of people,
Под старость отдохнем в глуши уединенья,
In old age we’ll rest in the wilderness of solitude,
И там, расположась в уютном уголке,
and there, settling down in a cozy corner,
При дубе пламенном, возженном в камельке,
With a fiery oak lit in a fireplace,
Воспомнив старину за дедовским фиалом,
Remembering the old days behind grandfather's phial,
Свой дух воспламеню жестоким Ювеналом,
I will ignite my spirit with cruel Juvenal, 4
В сатире праведной порок изображу
In a righteous satire I will depict the vice,
И нравы сих веков потомству обнажу.
and to posterity the temper of the centuries I will expose.
О Рим, о гордый край разврата, злодеянья!
Oh Rome, Oh proud land of debauch and villains!
Придет ужасный день, день мщенья, наказанья.
A terrible day will come, a day of revenge and pains
Предвижу грозного величия конец:
I foresee the end of the terrible greatness:
Падет, падет во прах вселенныя венец.
The universe crown will fall, fall into the dust.
Народы юные, сыны свирепой брани,
Young people, sons of fierce battle,
С мечами на тебя подымут мощны длани,
Will raise powerful hands with swords,
И горы и моря оставят за собой
And mountains and seas will leave behind
И хлынут на тебя кипящею рекой.
And they will flood you like a boiling river.
Исчезнет Рим; его покроет мрак глубокий;
Rome will disappear; it will be covered by deep darkness;
И путник, устремив на груды камней око,
And the traveller, gazing on the piles of stones,
Воскликнет, в мрачное раздумье углублен:
Will exclaim, deepened into gloomy thoughts:
«Свободой Рим возрос, а рабством погублен»
Rome has risen with freedom, and slavery ruined